Человек-планета. С мощным, непреодолимым притяжением.  Со своей особой атмосферой, в которую мы погружались, чтобы глотнуть  кислорода, отдышаться, привести раздерганные чувства в порядок, вернуть  душе гармонию, а видимому миру - нормальную иерархию человеческих  ценностей.
Он нас грел. Очень щедро - даже удивительно, как у него  хватало на всех тепла. Люди часто отвечали ему черной неблагодарностью:  критики набрасывались на любую его неудачу, словно ждали счастливого  момента укусить. И охотно забывали о том, сколько счастья нам всем сумел  подарить этот большой, толстый, с виду добродушный, на самом деле  непримиримый к любой кривде и хорошо умеющий ее отбрить человек.
Он принес нам свой мир, свою Пандору, свою планету-мечту,  где идеал уже не тонул, как всегда, за горизонтом, а становился  безусловной точкой отсчета, действующим нравственным маяком. Где  справедливость восстанавливалась хотя бы виртуально. Где зло, осмеянное,  уползало зализывать раны и на время оставляло нас в покое. Где душевная  красота доказывала свою непреложную ценность.
             
            Кино Рязанова  не могло изменить мир, но оно меняло нас. Тормошило совесть: живем мы  что-то без оглядки... Звало к решительным действиям: не бойся бросить  все на карту и жизнь переменить свою! Вселяло веру в самоценность  каждого мгновения жизни: у природы нет плохой погоды! Оно обладало  целительным действием, и нас неудержимо тянуло снова и снова смотреть  его лучшие фильмы - не просто развлечься и отвлечься, но привести в  порядок душу.
С точки зрения так называемого авторского кино, это фильмы совсем  немудреные. Житейские истории - забавные, грустные, чем-то всегда очень  близкие. В каждой всегда есть скрытая пружина, энергия которой мощно  толкает вперед все действие, ясно ощутимая тяга к исходу доброму (без  слащавости) и справедливому (без менторства). Нагромождений парабол,  метафор и символов, многозначительных ракурсов и догматических трясений  камерами в них не было совсем. Они были распахнуты нам навстречу и не  предлагали себя расшифровывать, словно ребус для бездельников. Эти  категорически "нефестивальные" фильмы не ошарашивали гурмана особым  ритмом, не усыпляли заторможенностью, не злоупотребляли  многозначительным молчанием и не предлагали думать каждый о своем,  созерцая навсегда умерший в кадре пейзаж. Такое кино принципиально не  берут в киноконкурсы. Но оно легко побеждало в самом главном, самом  почетном состязании - за зрителя.
Впрочем, оно и не состязалось ни с чем и ни с кем, и уж чего-чего  Эльдар Рязанов был лишен абсолютно - это суетливой амбициозности,  гордыни гонщика, для которого не прийти первым - крах всей жизни. Он и  так без видимых усилий приходил первым - его "Карнавальная ночь",  "Ирония судьбы", "Служебный роман", "Гараж" побили все рекорды показов  на телевидении: мы словно жили под девизом "Ни дня без Рязанова!". И  ведь не надоедало никогда. Зацеплялись глазом за любимую сцену там, на  мерцающем телеэкране - и уже не могли оторваться от того, что знали  давно и наизусть. Так не может никогда надоесть родник с чистой водой -  он просто нам нужен, и все тут. Его надежное журчанье, его прохлада, его  чистота.
Гений ни с кем не соревнуется. Он такой один, сравнивать не с кем.  Его высоты доступны только ему одному. Кто-то пытался повторить его  картины - "ремейки" проваливались, только оттеняя пропасть между  титанами и пигмеями.
Если бы Эльдар Рязанов создал только свои фильмы, перечислять которые  бессмысленно - они у всех на слуху, как фольклор, - он бы уже стал  бессмертным в нашей памяти. Но он умудрился войти в пространство каждой  жизни неким сознанием надежности его меры вещей и ценностей. С ним можно  было сверять свои поступки, мысли, решения. И в этом смысле он делал,  конечно же, совершенно "авторское" кино - кино как эманацию одной  неповторимой, мудрой и уникально одаренной личности.
Этот человек сразу и навсегда завоевал всеобщее доверие. Его не  просто уважали - его любили. Он был "свой". Его фильмы - комедийные,  незатейливые, песенные, легкие в восприятии - воспринимались как его  высказывание, его веское суждение, оспорить которое не решался никто:  Рязанов был истиной в последней инстанции. Был для миллионов моральным  авторитетом. О том, как это получилось, напишут исследования. А пока  мало кто удосужился задуматься о секретах неотразимости рязановского  искусства. Хотя от овладения этими тайнами зависит само существование  нашего кино, на глазах теряющего зрителей. Ведь Рязанов-то сумел за свою  долгую жизнь их только умножить и, по-прежнему ни с кем не соревнуясь,  легко выдержал состязание и с "Шреками" и с "Аватарами".
Он был человеком естественным, как сама природа. Говорил, что думал.  Делал, что считал нужным. Ни перед кем не сгибался, не юлил, не  дипломатничал, не метал бисер. Друзей выбирал сам и никогда не ошибался в  их верности. В студенческой юности ему повезло общаться с личностями  крупными, умами острыми, талантами уникальными - Эйзенштейном,  Юткевичем, Роммом, Козинцевым, по его ВГИКу тогда запросто ходили  люди-легенды, мастера-классики, само их присутствие оттачивало ум и  воспитывало верность принципам и стойкость к ударам. И когда спустя  десятилетия в стенах Союза кинематографистов разгорелись жесткие баталии  - споры об идеях живых и мертвых, сущая война за сохранение былого  творческого братства - Рязанов был в числе первых и главных бойцов. А  когда братство все-таки распалось, он просто брезгливо отошел в сторону  от того, что еще недавно было единым кинематографом и теперь распалось  на мелкие удельные княжества. Человек принципиально других масштабов, он  в эту кучу малу просто не вписывался. Не терпел суеты честолюбий и  амбиций. Держался подальше.
Рязанову всегда было тесно, его всегда было много, и его всегда не  хватало. Он сумел стать кумиром не только в кино. Его телевизионные  циклы - от "Кинопанорамы" до "Парижских тайн" - какой-то трудно  представимый объем работы. Здесь шли в ход его поистине  энциклопедические знания, накопленные еще со времен нищей студенческой  юности, когда вся стипендия шла на книги, а книги глотались залпом и  откладывались в бездонной памяти, всегда готовые стать в строй  неоспоримых аргументов и всегда актуальных фактов. Начав свой путь как  кинодокументалист, Рязанов теперь блистал как фантастически  эрудированный интервьюер и оставил нам такие исчерпывающие телевизионные  портреты французских деятелей кино, каких, возможно, не имеет сама  Франция.
Он писал стихи, и его крылатые фразы тоже разлетелись по свету как  фольклор, стали песнями, вошли в народную мудрость. Он не мог без работы  и работал всегда - даже тяжело больной не терял азарта вечного творца и  выдумщика. Для нашего кино шло трудное время, когда от режиссеров  требовалось не столько искусство делать кино, сколько способность  добывать для него деньги. Но и в этих условиях Рязанов умудрился  завершить давно задуманный им поэтико-философский фильм об Андерсене, а  затем, в пору уже полного безденежья, снял для телевидения поэтический  сборник своих стихов - прочитал их как завещание. С трудом, но постоянно  приходил в созданный им клуб "Эльдар", участвовал в творческих вечерах -  старался быть с людьми, для которых жил и работал.
Его фильмы останутся и с нами, и с поколениями, которые придут после  нас. Но их смех, который и прежде не был беззаботным, теперь всегда  будет окрашен грустью. Так уходят от нас титаны.
Из бесед с Эльдаром Рязановым в "РГ"
О ЦЕНЗУРЕ: Я всегда считал, что цензура не нужна ни в каком виде. Но   она не нужна обществу, где знают, что такое моральные ценности, - тогда   цензура есть в каждом творце, и называется она простым словом -  совесть.  А у нас огромное количество бессовестных людей почему-то  решили, что  имеют право разговаривать с народом и навязывать ему свое  миропонимание.
О ТЕЛЕВИДЕНИИ: Растление нации ускоряется в геометрической   прогрессии: одно тянет за собой другое. Это снежная лавина, которая   грозит похоронить под собой целую страну. Очень заразно и очень опасно.
О РЕЛИГИИ: Я не политик и не хочу сейчас говорить о Третьей мировой, о   войне с исламом и тому подобных материях. Но очевидно, что религией   сегодня прикрывается терроризм, а если вспомнить ее историю: инквизицию и   пр., то роль религии нередко можно считать зловещей.
Он умудрился войти в пространство каждой жизни сознанием надежности его меры вещей и ценностей
О ХУДОЖНИКАХ: Считается, что художник должен быть не от мира сего, и   обязательно должны быть тараканы. А я от мира сего, и мне неинтересно   про тараканов.
О РЕЖИССУРЕ: Мне семнадцати лет не было, когда я пришел к Козинцеву   учиться и навсегда запомнил его первый урок: "Я хочу научить вас думать.   До остального дойдете сами". Потом он сказал, что режиссуре научить   нельзя. С обоими постулатами я совершенно согласен.
О МУЗЫКАЛЬНОМ КИНО: Это в традициях нашей страны: люди занимаются   тем, чего не знают и в чем ничего не понимают. Я типичный представитель   этого племени и потому, не зная ни одной ноты, занимаюсь музыкальным   кино.
О РОССИИ: В нашей стране все зависит от очень многих факторов, потому   что наша страна непредсказуема не только в будущем, но и в прошлом.
О ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ: Я к человечеству хорошо и трепетно отношусь - это мне   свойственно. Ведь я ругаюсь и бушую, когда вижу недобросовестность,   нечистоплотность, разгильдяйство. Ругаюсь, чтобы было лучше.
О ПАТРИОТИЗМЕ: И вообще, самый лучший патриот России - это Салтыков-Щедрин, а самая патриотическая литература - сатира.
Двенадцать афоризмов из фильмов Рязанова
1. Есть ли жизнь на Марсе? Нет ли жизни на Марсе? Это науке неизвестно. Наука еще пока не в курсе дела! ("Карнавальная ночь").
2. Басня - это хорошо. Басня - это сатира. Нам Гоголи и Щедрины нужны... ("Карнавальная ночь").
3. Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на Вильяма, понимаете, нашего Шекспира?! ("Берегись автомобиля").
4. Эта нога у того, у кого надо нога ("Берегись автомобиля").
5. Тебя посодют, а ты не воруй ("Берегись автомобиля").
6. Нашлись люди, нашлись, приютили, подогрели, обобрали... м-м, подобрали, обогрели... ("Ирония судьбы, или С легким паром!").
7. Какая гадость, какая гадость эта ваша заливная рыба! ("Ирония судьбы, или С легким паром!").
8. Как вам моя прическа? - Умереть - не встать! ("Служебный роман").
9. Поставьте Веру на место и не трогайте больше руками! ("Служебный роман").
10. Дорогая моя, вовремя предать - это не предать, а предвидеть ("Гараж").
11. Сама, сама, сама, быстренько, сама!... ("Вокзал для двоих").
12. Поезда опаздывают, стоянки сокращают - никакой личной жизни! ("Вокзал для двоих").
Кстати
Товарищ Огурцов, как всем известно, в фильме Эльдара Рязанова  сразу  предупреждал: "Товарищи! Есть установка весело встретить Новый  год! Мы  должны провести наш новогодний вечер так, чтобы никто бы ничего  бы не  мог сказать".
А скромный врач Женя Лукашин, как тоже знают все, каждый год с   друзьями ходит в баню - именно перед Новым годом. И тоже именно в фильме   Эльдара Рязанова...
Когда 31 декабря половина российских телеканалов включает в свой  эфир  "Иронию судьбы, или С легким паром!", а другая половина -  "Карнавальную  ночь", никакого удивления этот факт не вызывает.
Напротив, было бы странно, если бы вдруг это не происходило. Если  бы  нам не показали фильмы Рязанова и мы, зная их давно наизусть, не   смотрели бы - снова и снова...